Восхищение в ДК актуально

Необходимое предисловие.

Предисловий я не люблю, но в данном случае его наличие кажется мне на самом деле необходимым, ибо без него немногие сразу поймут, что они читают, поэтому могут заподозрить тут какую-то невероятную ошибку и бросить это дело. А ошибки здесь нет, перед вами на самом деле репортаж с финала конкурса «Мисс университет-2019». Только это не привычный большинству студентов и сотрудников РУТ (МИИТ) репортаж, а стилизованный.

Структура повествования соответствует так называемому «приёму наблюдателя», свойственному ирландской эпической литературе. Кроме того, здесь есть элемент скандинавской мифологии – соревнование в хитрости и мудрости. А также ряд отсылок к другим культурам или фантастическим произведениям. Я осознаю, что текст будет сложен для восприятия и не всем понравится, но тем не менее это полноценный, хоть и необычный, репортаж, в котором отражены почти все значимые события, нюансы, творческие номера и результаты конкурса. Просто отражены они весьма завуалировано, сквозь призму условного эпического произведения со всеми его условностями и фантастическим антуражем. Всевозможные намёки, отсылки и «пасхалки» здесь встречаются практически в каждой строчке, в каждом предложении. А пустой стилизации ради стилизации в процентном соотношении крайне мало. А посему я смею надеяться, что некоторым читателям разгадывание всех этих ребусов доставит определённое удовольствие.

В качестве затравки могу сообщить, что тривиальное с виду название этого материала созвучно с названием основного памятника ирландской эпической литературы, скелой «Похищение быка из Куальнгё». Место сбора девушек – бруг Крутт Миди – не только анаграмма ДК РУТ (МИИТ), но и удачная отсылка к холму у Слемайн Миде, где в том же «Похищении» собирались войска ирландцев, что описывалось тем самым «приёмом наблюдателя».
 

Здесь начинается повесть о том, как Хлюнир Бюггира не обманул.

Однажды коварный вождь лесных блудливцев Хлюнир обернулся учеником великого создателя всех дорог Бюггира и пришёл к нему в дом. В дар принёс он грибы да ягоды в изобилии. И повёл такой разговор:
– Был я на днях в бруге Крутт Миди, где потолки высотою с ясень, столбы из лунного камня, а свечи из хрусталя. Видел я там пятнадцать чудесных дев, в различных нарядах богатых, прекрасных ликом и станом, что меж собою поспорили, кто из них краше. Всем хорош бруг Крутт Миди, да больно огромен, не расслышал я ни единого имени. Мудрейший Бюггир-дею, ты каждой дороги хозяин, любого пути в небесах и подземных чертогах, не скажешь ли мне, вездесущий, кто это были такие, как узнать имена тех прелестниц?
– Не сложно сказать, – отвечал Бюггир. – Ты лишь опиши мне тех дев поподробней. В чём были одеты, украшены как, да чем отличались они друг от друга и прочих женщин подлунного мира?

– Была там дева, – начал Хлюнир, – с рисунками на белой коже, в платье из искр и взглядом колючим, как зимний мороз, а волосы были до плеч и черны, будто ночь новолунья. Окруженье её на кифарах и бубнах играло так шумно и дико, трясло волосами и жрало летучих мышей, что жутко мне стало, хоть был в отдаленье. Как её имя?
– Имя известно, – отвечал Бюггир. – Это Осаяна Шантивираса. Обаятельная и бесстрашная королева снежинок и льда. Владелица ключа от всех дверей.

– Была там дева, – Хлюнир продолжал, – статью всех краше, высока и стройна, сладкозвучна, как струны у арфы. Светла и строга она ликом, и держится, как королева. С ней свора псов, что учуют любую добычу или убийцу порвут, который удумает злое. Сквозь белую кожу как будто цветы прорастают. Иль мне показалось? И шёлковой лентой увита, словно к празднику стройный ракитник. Знаешь ли, кто это был?
– Воистину знаю, – молвил Бюггир, – вся лентой увита она оттого, что сердце её изнутри разрывает, так много любви в нём. Очаровательна так, что нету на свете мужчины, который увидев её не одарит цветами. Это Иинес Риалея Лапомвао, королева заснеженных джунглей в далёкой стране рунопевцев. Строгая, но справедливая.

– Была там дева, – сказал Хлюнир, – с глазами из стали лебяжьей, столь грозная ликом, когда восседает без трона, что волей неволей желаешь отдать ей всё своё золото сразу. Вокруг неё гномы – чудные умельцы, что гвоздем вбивают в любую поверхность свой собственный молот. Такая особа, что выкинет роз миллион, не дождавшись одной, чем сделает проще и выбросит из миллиона одну. Знаешь ли ты её?
– Знаю её, – отвечал Бюггир, – принцесса восточного царства, где пляски почти без одежды у знати в чести. Это Ронада Анхирио. И танец её так изящен, так сладостен, так невероятен, что пустынные джинны добровольно влетают в кувшины, а смертные лезут в бутылку, хоть им запретил это их местный бог.

– Была там дева, – продолжил Хлюнир, – нежная, словно крылья у мотылька, в ореоле из белых цветов, летящих за нею повсюду. В кофейных глазах её тайна укрылась, взывая мужчин всех к разгадке. Она с караваем встречала всех в бруге, пела на всех языках о тщетности слёз на глазах у красавиц. В слугах у ней искусные цверги, что любой механизм починяют без долгих раздумий. А эльфы пресветлые смотрят с почтеньем. Кто это был?
– Не сложно сказать, – ответил Бюггир. – Это Морвен Апариат. Владеет мечом из живого огня и не менее огненным платьем – дары от царя саламандр. Упорством своим не уступит небесным светилам, что не устают друг за другом гоняться от полночи к полдню.

– Была там дева, – молвил Хлюнир, – в платье мужском цвета крови павших героев. Вкушала не морщась, одно загляденье, яйца форелей из рек быстроструйных. Слуги её при орудиях странных, что щиплют и режут металл твердобокий. Так пела рулады весне зажурчавшей, что будто бы вторило ей окруженье из-за границы подлунного мира. Лютней владеет престранной, о трёх углах и трёх струнах. Артистка видать. Знаешь ли ты, кто такая?
– Знаю, кто это, – Бюггир отвечал. – Владычица всех переправ и мостов, соединившая Запад с Востоком и этим путём пропустившая солнце, давшее ей ясноглазость и кудри златые. Это Алсо Яркыз Ромова.

– Была там дева, – сказал Хлюнир, – бровями густа, волоока, а волос шелка пристыжает. С магической ниткой на самых изящных кистях. В одной руке ключ, но не знает она назначенья. В другой руке веер, но он не скрывает лица. С ней рядом медведь, неусыпный он сторож хозяйки. Ты знаешь, о ком я?
– То просто сказать, – молвил Бюггир. – Это Ядриаль Кюйхам. Красавица, тут не поспоришь, и речью своей может скальдов до слёз довести. Традиции чтит, но не чужда иным устремленьям.

– Была там дева, – Хлюнир продолжал, – голубоглазая нимфа, женственна и пригожа. Стайками дети за ней увивались, она угощала баранками их, кренделями и прочею всяческой снедью. В платье горящем плясала она с кузнецом, и танец её был прекрасен и грозен. Ведаешь ли, кто она?
– Ведомо мне, – ответил Бюггир, – то защитница малых детей, благо творящая в каждом углу своего королевства всходящего солнца. Это Таратибана Ниссицуя.

– Была там дева, – Хлюнир говорил, – вся в розах увита, как будто из них рождена, как из пены богиня людей Средиземного моря. Шуты её слуги, резвились на поле с мячом так потешно, его отнимая, пиная и плача, когда вдруг валились на ровную траву. Блестящих конфет ими пожрано столько, что сам Криденбел подавился бы до встречи с Дагдой. Все, кто был в бруге, приветили деву, славя улыбку её и озёра прекраснейших глаз. Знаешь её?
– Знаю её, – молвил Бюггир, – то владычица счастья, смеха источник, затейница игр всевозможных. Ни дня у неё без забавы, веселья или придумки иной. За то её все и взлюбили. Это Даная Щеринбьри.

– Была там дева, – сказал Хлюнир, – в белоснежном платье, а свита вся в чёрном плясала лишь с ней. Пела сладкозвучно о небе Лондиния и привечала всех скальдов, акынов и бардов, что были в бурге. Вязала узлы хитроумные на канатах, верёвках и нитях. Устами красна и открыта душой. Знаешь, кто это?
– Знаю её, – отвечал Бюггир. – Это Жиена Ворская. Сама доброта, красота, обаянье. Владелица шлема волшебного, в котором можно уйти за пределы всех трёх миров и вернуться живым. Все вещи на свете может она повязать меж собою.

– Была там дева, – продолжил Хлюнир, – мечом опоясана тонким, словно игла. И смело вступала она с многоопытным воином в игры с оружием. Светла волосами и в белом сама, чтоб видела свита – ни капельки крови на ней после схваток с мужами. А свита вся в коже блестящей, на крылах вороных уносит в безвестность навеки всех неугодных своей госпоже, лишь только она им прикажет, трубою волшебной усилив свой голос. Ведаешь ли, кто она?
– То ведомо мне, – молвил Бюггир. – Принцессу всех сидов из-под ирландских холмов ты узрел. У девочки имени нет, но тебе я скажу. Это Родомея Ишкоран. Искусна на выдумки, в бое мечом, а также угодница моды, каких поискать.

– Была там дева, – сказал Хлюнир, – в короне из мёртвой травы, темноглаза и темноволоса. Копьём потрясая, держала себя так уверенно, дерзко, что даже её кавалер голосистый был ею затмён. Стража её обладала оружием страшным, извергающим громы и дым, разящим дальше стрелы или камня, пущенного балеарской пращёй. Кто это был?
– Знаю, кто это, – Бюггир отвечал. – Торговка всем, не чуждая творческой жилки, повелительница лицедеев и горгулий владычица. Это Саломея Риввиран.

– Была там дева, – молвил Хлюнир, – грацией кошке подобна, что бродит ночами свободно, мурлыча под нос песнопенья на языке неизвестном. В руках у неё есть пергамент, где хитро вместились дороги и тропки, и зверя лесного, и человека. Вся свита её вальяжно снедала блины со сметаной, но больше сметану. Ответь, кто же это?
– Отвечу охотно, – Бюггир говорил. – Это Шри Лаваиона. Ночная царица далёкой страны, где кошки священны, им молятся в храмах. Сама может в кошку она обратиться и, хвост свой отбросив, опять в человека.

– Была там дева, – Хлюнир продолжал, – чьи глаза были скрыты за тёмным стеклом. Колдовскою подзорной трубой уровнять могла князя и смерда, лишить царя воли, отдав её даже рабу. Меняла обличья, то в светлом, то в чёрном мелькала. Невидимым фрейлинам и пажам своим романтичное что-то шептала бутонами губ. О, Бюггир, боюсь, даже ты не ответишь! Кто это была?
– Не сложно сказать, – отвечал Бюггир. – То владычица ангелов, сефирот и книги Зоар, познавшая все элементы, из которых миры состоят. Это Наардин Шаов-Каро. В плену её чар девять сотен томятся мужей, коим не будет дано уж свободы.

– Была там дева, – сказал Хлюнир, – скромна, скромно белый цветочек, пробившийся из-под снега. Явилась она в бруг последней, не чаял никто уж увидеть. Примером являлась для всех манерами, речью, почтением к предкам. Чертами лица утончённа и кудрями дивна. В песне волшебной она рассказала про обустройство всех трёх миров: нашего, среднего и небес. Кто это был?
– Знаю её, – молвил Бюггир, – то владелица счётной машины чудесной. Умнейшая среди дев. Это Калевана Цвон. Едва ли не лучшая среди всех, кого мог ты видеть в бруге Крутт Миди.

– Была там дева, – Хлюнир говорил, – которую в бруге встречали громкими криками и рукоплесканьем. Красива глазами и грудью приметна, губами красна и руками тонка. С венком на челе и власами из тысячи смерчей. Грозною пляской своей покоряла мгновенно, члены свои выгибая в углах недоступных ни человеку, ни эльфу, ни прочим народам. Свита её в полотенца одета и держит в руках ветви берёзы и дуба, а тела так горячи, что пар источают. О ней больше всех я желаю узнать. Ответишь, кто это?
– Отвечу тебе, – сказал Бюггир. – Нет смертных дев, равных ей, ибо она живёт вне пределов всех трёх миров. Счастье тебе, что узрел. Лучше её и не встретишь ты более ни в жизни, ни после неё. Это Кисалия Санта-Кюри.

Так перечислил хозяин дорог всех красавиц. Тогда коварный Хлюнир дунул себе в ухо, хлопнул одной ладонью и принял свой истинный облик. Рассмеялся так мерзко, что все тарелки и кружки в доме Бюггира растеклись глиной, из которой были сделаны.
– Обманул я тебя, старый, глупый Бюггир! – закричал он. – Знаю теперь имена всех чудесных девиц, власть получил я над ними, всех заберу я к себе, в глубокое пекло Джелокла, где вместо воды будет спирт им, а вместо еды только иглы.

Презрительно хмыкнул на то прозорливый Бюггир-дею.
– Хитрость твоя велика, безобразный Хлюнир, да глупость не меньше. В дар ты принёс мне поганок и ягоды волчьей – еду мерозопакостных тварей, а не человечию пишу. Сразу я понял, что ты не Гейтур благородный, мой ученик, а масарнракш или граммкин поганый, что рыщут в лесах бездорожных. Позже сказал, что не слышал имён ты красавиц, а о речах их и песнях поведал подробно. Тут же я понял, что выведать ты вознамерен, и настоящих имён расчудесных прелестниц я не открыл. И в третий раз ты себя выдал, когда мир подземелий сырых и прибежище мёртвых ты нашим назвал, и этим сомнений мне не оставил. Лишь светлым умам в моей речи откроется правда. А ты, бестолковый блудливец, проваливай из дому в холод!
И с этими словами могучий Бюггир стукнул Хлюнира по уху его же ладонью и выбросил на улицу прямо сквозь стену.

Здесь кончается повесть о том, как Хлюнир Бюггира не обманул.

Составитель: Андрей Козлов